Два портрета

В Ульяновском областном художественном музее хранится один из немногих прижизненных портретов Николая Михайловича Карамзина, 250-летие которого широко отмечается в России и за рубежом. Автор портрета – известный итальянский художник Дамон Ортолани Джованни Батиста (1750–1812), работавший в Риме, Флоренции, Вене. В 1800-х годах он оказался в Москве, где написал немало портретов русской аристократии.

В 1805 году Дамон Ортолани, по словам Н.М. Карамзина, «лучший здешний живописец», работал над его портретом, который предназначался для отправки в Симбирск брату историографа Василию Михайловичу.

В своём письме от 20 ноября 1805 года Николай Михайлович сообщал: «Портрет мой уже написан: теперь жена моя списывает с него копию. Через несколько почт отправим к вам оригинал».

В течение XIX века портрет находился сначала у брата, а после его смерти перешёл к дочери Василия Михайловича Ольге Васильевне Ниротморцевой, обладавшей, кстати, способностями живописца-любителя.

В конце 1890-х потомки Ниротморцевых передали этот портрет в историко-археологический музей Симбирской губернской учёной архивной комиссии. Как известно, художественная коллекция, собранная Архивной комиссией, положила начало Симбирскому-Ульяновскому художественному музею. К числу подлинных шедевров музея всегда относился и портрет Н.М. Карамзина кисти Дамона Ортолани.

В собрании Государственного музея А.С. Пушкина в Москве находится меньший по размеру вариант портрета 1805 года (37х31). В Ульяновске давно утвердилось мнение, что наш портрет Карамзина – первый из выполненных Ортолани. Этому убеждению способствовало экспертное заключение известного московского исследователя Иоланты Евгеньевны Ломизе, участвовавшей во всестороннем изучении портрета из Ульяновска в апреле 1991 года.

На открывшейся в сентябре 2016-го в Историко-мемориальном центре-музее И.А. Гончарова юбилейной выставке «Карамзин на все времена» экспонируется вариант портрета Н.М. Карамзина работы Дамона Ортолани из Пушкинского музея. И вновь возник вопрос о первенстве того или иного варианта. Я решила связаться с Иолантой Евгеньевной, чтобы уточнить аргументы в пользу нашего портрета. Эксперт твёрдо ответила на мой вопрос: «Я ошибалась».

Новый аспект в изучении портретов Карамзина был продиктован комплексным изучением наследия Дамона Ортолани, предпринятым И.Е. Ломизе. Выяснилось, что существует несколько пар типологически сходных портретов, анализ которых позволил сделать вывод о том, что художник в большинстве случаев сначала делал подготовительный портрет-эскиз, затем приступал к главному варианту. Хотя по репродукциям «малого» портрета можно было предположить, что он является более поздней репликой Ортолани, где художник, не скованный условиями заказа, мог быть более свободным в поисках средств выразительности.

Иоланта Евгеньевна предложила проанализировать оба портрета и убедиться в правоте её версии. Такой редкой возможностью, которую предоставила выставка в Гончаровском музее, нельзя было не воспользоваться.

С первого взгляда портрет из Музея А.С. Пушкина удивил своими маленькими размерами. Однако на небольшом пространстве холста предстала уже сложившаяся, найденная в основных своих параметрах композиция. Поворот фигуры, жест руки, посадка головы, основные цветовые акценты были определены. Широко раскрытые глаза Карамзина смотрели мимо зрителя, и этот уходящий в пространство взгляд излучал открытость всему богатству мысли, разнообразию философских картин мира, которые разворачивались перед молодым писателем и журналистом, историком и философом. Автор первой публикации, посвящённой произведениям Дамона Ортолани в России, Г.Д. Кропивницкая в 1975 году писала, имея в виду портрет из Пушкинского музея, об «уважительном и внимательном отношении художника к модели, значительность которой он сумел передать».

Казалось, образ был найден. Но обратимся к законченному портрету из ульяновского собрания.

Первое, на что стоит обратить внимание – полуфигура писателя решительно приближена к первому плану, её силуэт стал более определённым и чётким, ушла некоторая мешковатость и излишняя объёмность в соотношении с фоном, имеющаяся в «малом» портрете. Уже применённое освещение в законченном варианте становится более интенсивным, образуя светящийся ореол, слегка развевающиеся волосы создают впечатление непринуждённости, готовности к общению. Взгляд, направленный на зрителя, чуть приподнятая бровь, слегка приоткрытые губы – выразительные приметы открытости, доверительной обращённости к собеседнику. Левая сторона лица в тени, однако яркий блик света подчёркивает склонность к мгновенной реакции, отзывчивости, обнаруживая остроту мысли, способность Карамзина к равному общению с собеседником, будь это прославленный философ, мыслитель, известный писатель или сокровенный друг юности.

Яркий акцент жёлтого воротника оттеняет холодноватую сдержанность лица, которая внезапно проявляется при малейшем отдалении от портрета. Уже небольшая дистанция даёт возможность иного прочтения образа. Усиливается впечатление некоей отстранённости, закрытости, углубленной сосредоточенности героя. Писатель, создавший образ «Бедной Лизы», никогда не был «сентименталистом жизни». Ю.М. Лотман писал:

«Внутренняя сфера личности Карамзина герметична. Почти никого из своих современников и друзей он не впускал в святая святых своей души. Парадоксально, но один из самых нуждавшихся в дружбе русских писателей, писатель, создавший подлинный культ дружбы, всегда окружённый учениками и поклонниками, не только был глубоко одинок – это удел слишком многих, но и был чрезвычайно скуп на душевные излияния и ревниво хранил душу от внешних, даже дружеских вторжений. Но все современники чувствовали, что за этим опущенным забралом таится трагическое лицо, холодно-спокойное выражение которого говорит лишь о силе воли и глубине разочарования».

На портрете мы встречаемся с Карамзиным, который уже сделал свой выбор: в конце 1803 года именным указом Александра I он становится историографом, и Карамзин готов к этой сложнейшей миссии. За его плечами колоссальный путь. Он – свидетель событий Великой Французской революции, он слушал в Национальном собрании речи О.Г. Мирабо, М. Робеспьера и других выдающихся политических деятелей, был знаком, беседовал с И. Кантом, И.К. Лафатером, Ж.Ф. Мармонтелем и иными знаменитостями. Его «Письма русского путешественника» уже стали подлинным бестселлером своего времени. В течение десятилетия как журналист и издатель Карамзин подготовил и предъявил публике уникальные журналы и альманахи «Московский журнал», «Вестник Европы», «Аглая», «Пантеон иностранной словесности».

За этот короткий срок он воспитал российского читателя, обновил литературный язык. Главной его идеей было просвещение народа. Он верил, что, несмотря на все превратности истории, идеи просветительства приведут людей к благоденствию, человека к совершенству. Другая ведущая нить его духовной биографии – сохранение личной независимости. Чувство собственного достоинства никогда не покидало его, сколь бы сложные ситуации не подбрасывала ему судьба. Он, будучи собеседником императора Александра I в течение последних десяти лет своей жизни, сумел сохранить право отстаивать свою точку зрения на важнейшие проблемы современности.

В 1805 году, когда Дамон Ортолани приступил к работе над портретом, Карамзину нет ещё и сорока лет, однако качества характера историографа уже сформировались. Художник сумел отчётливо передать их именно в большом портрете, завершая начатые в эскизе поиски.

Внешняя закрытость в позе, выдвинутом вперёд плече, словно прикрывающем героя, готового к словесной дуэли, к спору. Энергичные всплески света на воротнике и манжете сюртука, трепещущие блики на кончиках шейного платка – отзвуки поисков и открытий, ярких впечатлений, незабываемых встреч.

Чрезвычайно важен в композиционном строе портрета жест руки, прижатой к груди. В портретах Ортолани он встречается редко. И значение этого простого жеста изменчиво и всегда символично. В нём невероятная сложность натуры писателя – родоначальника сентиментализма, для которого открытость чувств, сердечная интонация – важнейшие качества в творчестве. Но личная жизнь, собственное «я» – terra incognita. Можно обратить внимание, как изменилось изображение руки от эскиза к законченному портрету. В жесте стало больше собранности, энергии, и вместе с тем мы отчётливо слышим внутренний глубокий и сосредоточенный монолог героя.

Бесспорно, Иоланта Евгеньевна как многоопытный эксперт права. Ульяновский портрет появился позже как результат серьёзной и вдумчивой работы художника, который за время общения сумел многое понять в характере Карамзина.

Только с одним утверждением И.Е. Ломизе позволим себе не согласиться. Исследователь увидела стремление Дамона Ортолани применить в работе над нашим портретом готовые, отработанные приёмы. Но внимательно вглядываясь в полотно, мы смогли убедиться, что главной задачей итальянского художника было стремление постичь сложную, неоднозначную, поражающую глубиной мысли, богатством внутреннего мира натуру выдающегося русского историка и писателя.

Именно этот завершённый мастером портрет в начале 1806 года был отправлен в Симбирск.

Луиза Баюра, зам. директора Ульяновского областного художественного музея, кандидат искусствоведения

«Мономах», №6(96), 2016 г.