«Где только Черников Василий на надувательства горазд…» – так припечатал в давнем 1862 году симбирский уроженец, поэт-сатирик и журналист Дмитрий Дмитриевич Минаев своего коллегу по перу и цеху Василия Васильевича Черникова (1821 – 1885) в поэме «Симбирская губернская фотография». Разумеется, чего не скажешь ради красного словца, но за всяким словом и мнением бывает какое-то человеческое обоснование.
Конечно, поэт иронизирует не столько над Василием Васильевичем, сколько над симбирскими нравами. Будь Черников действительно единственным местным «надувалой», губернский Симбирск был бы несравненно счастливым местом. Нет, Василий Васильевич, разумеется, являлся достопримечательностью симбирского общества, но куда как более положительным образом.
Василий Черников был человеком разнообразно талантливым. Мы видим его фигуру за роялем на карандашном рисунке «Серве в Симбирске», сделанном в 1847 году. Кажется, тогда впервые в истории нашего города в нём гастролировала мировая знаменитость, бельгийский виолончелист Адриан Франсуа Серве (1807 – 1866), которого называли «Паганини виолончели» и до сих пор вписывают в топы самых виртуозных исполнителей всех времён и народов.
Франсуа Серве, Паганини виолончели, выступавший в Симбирске в 1847 году
Аккомпанировать самому Серве – честь и ответственность, и мы видим, как она давит на симбирского самородка: фигура Черникова на рисунке выглядит зажатой, даже несколько карикатурной. Но ведь справился, не оплошал!
Серве в Симбирске. Черников аккомпаниатор. 1847 год
Василий Черников и сам писал музыку, и, под псевдонимом В. Имберд, его произведения во время оно имели успех, издавались в столицах, и исполнялись шумными знаменитостями своего времени, например, Дмитрием Агреневым-Славянским (1834 – 1908), основателем «Славянской капеллы», хора, о котором великий Петр Чайковский высказался однажды: «Таких хоров, как у Агренева, нет, не было и не надо».
Издание романса Василия Черникова под псевдонимом В. Имберд «А из рощи темной…», 1879 год
Но жить одной музыкой в русской провинции XIX столетия было не просто затруднительно, но и несолидно для настоящего дворянина. Не музыкант, а офицер или чиновник казался кумиром того поколения. По чиновной стезе двигался и Василий Черников, выходец из небогатой и не очень родовитой дворянской семьи. Если бы не музыка, он едва ли сумел покорить сердце Варвары Николаевны Булдаковой (1832 – 1882), дочери Симбирского губернатора в 1843 – 1849 годах Николая Михайловича Булдакова, племянницы Санкт-Петербургского обер-полицмейстера Сергея Александровича Кокошкина, одного из влиятельнейших сановников эпохи царствования императора Николая I.
Впрочем, не зря современники Черникова, Пушкин (с которым, кстати, водил знакомство тесть Василия Васильевича) и Лермонтов писали о «лишних людях», о тех, кто не желал помещаться в привычные схемы карьерного преуспеяния. Черников мог сделать карьеру и в провинции, и даже в столице, и послужил и там, и там. Верхом его достижений стала должность Карсунского уездного казначея, но он скоро оставил ее, попав под следствие за растрату, в 33 года поступив чиновником особых поручений к Симбирскому губернатору Бибикову.
Чиновник особых поручений – это вроде следователя, которому поручались дела особо важные по своему общественному резонансу или слишком деликатные. Должность эта считалась хорошим трамплином для начинающих карьеру чиновников. «Матёрый» Василий Васильевич, видимо, поступил к особым поручениям по велению сердца, желая сделать мир чуточку лучше. Позже, окончательно оставив службу, Черников «безвозмездно принимал на себя ходатайство в судах по делам бедных людей, не имеющих средств дать какое-либо вознаграждение за это ходатайство».
Он не раз расследовал дела, связанные с жестоким обращением помещиков с собственными крестьянами. В декабре 1857 года такое дело привело его в село Тереньгу Сенгилеевского уезда, где правил, но не властвовал 27-летний Константин Александрович Скребицкий, сын тайного советника Александра Никифоровича Скребицкого, одного из богатейших симбирских помещиков, известного своим крутым нравом. Скребицкий-старший по старости и состоянию здоровья жил в Питере и передал дела по имению сыну. Тот пытался воплощать отцовские методы в управлении хозяйством, но ему не хватало ни авторитета, ни уважения.
Впрочем, Константин Александрович был человеком неплохим – и денежным. И здесь Василий Васильевич предложил молодому Скребицкому общее дело – открыть в губернском городе частную типографию. Типография – это не только и даже не столько газеты и книги, но и бланки, этикетки, визитные карточки, короче, многое, что облегчает жизнь и делопроизводство. В строгой Российской империи вплоть до середины XIX столетия открыть типографию было совсем непросто, ибо разрешение на подобное заведение утверждал лично император. Но с воцарением в 1855 году императора Александра II времена стали более либеральными, и по вступившим в силу в 1858 году правилам разрешение на открытие печатного заведения мог дать губернатор: а разве губернатор откажет своему чиновнику по особым поручениям?
Дело было за малым, за деньгами, которых у Василия Васильевича не было. Константин Скребицкий был не против вложиться в проект необходимыми 900 рублями, но переживал, как к его коммерческим начинаниям отнесётся строгий тятенька, перед которым он скрупулезно отчитывался во всех своих тратах, вплоть до 43 и 25 копеек, истраченных на пачки папирос, или выдаче 35 копеек «на водку» ямщику.
Выход был найден. 27 февраля 1858 года Константин Скребицкий выплатил дворнику симбирской гостиницы «Булдаковские номера» за будто бы прожитый месяц, содержание и выездную лошадь 770 рублей. 20 марта того же года на гостиничный номер, кушанье и извозчика было издержано ещё 140 рублей.
Траты эти были несоразмерны симбирской действительности, где даже сорок лет спустя более, чем приличный гостиничный номер стоил полтора рубля в сутки, или 45 рублей в месяц. Но гостиница принадлежала супруге Василия Васильевича, урождённой Булдаковой!..
Нет, это не была банальная взятка должностному лицу. «Дач» и «подарков», записанных в приходно-расходных книгах, помещик Скребицкий не стеснялся: 1050 рублей управляющему Симбирской Комиссариатской комиссией барону Корфу, 175 и 200 рублей губернскому землемеру, 40 аршин сукна ценой в 112 рублей сызранскому уездному исправнику. А вот типография как коммерческий проект вызывала опасения…
Первая частная симбирская типография под маркой «Черников и Ко» получила официальное разрешение на открытие 7 марта 1859 года. Типография печатала бесцензурные, но столь необходимые афиши, бланки, объявления, визитные карточки.
Подобный ручной печатный станок был в типографии Василия Черникова
А в мае 1860 года Константин Скребицкий скоропостижно скончался от горячки в Симбирске, где его допрашивали по очередному делу о жестоком обращении с собственными крестьянами. Позже молва связала эту смерть с Василием Васильевичем – дескать, следователь Черников переусердствовал на допросе компаньона. Действительно, в 1860 году Василий Черников служил судебным следователем – вот только случилось это спустя полгода после смерти Скребицкого; впрочем сплетникам ничего не докажешь.
В начале 1861 года Василий Черников получил разрешение на издание сельскохозяйственного журнала «Волжский вестник» с «листком», небольшой газетой для крестьян, первого в истории нашего края. Правда, дальше первого выпуска дело не пошло, издание не нашло своего читателя…
Зато после Симбирского пожара 1864 года типография Черникова осталась единственной действующей – оборудование удалось вынести из горящего дома, а вот казённая губернская типография целиком сгорела. У Черникова печатались папки и бланки с вензелями важных правительственных комиссий и должностных лиц, занятых расследованием стихийного бедствия. С 1874 года в типографии Черникова печатал свои ежегодные отчёты директор народных училищ Симбирской губернии Илья Николаевич Ульянов.
Отчет Ильи Ульянова, напечатанный в типографии Василия Черникова в 1881 году
С 1876 года Василий Васильевич издавал «Симбирскую земскую газету», официальный печатный орган Симбирской губернской земской управы. Земцы на газету скупились, и Василий Васильевич был и издателем, и редактором, и автором большинства материалов – и одним из её немногих читателей: издаваемая в пору острого кризиса земской системы газета не пользовалась популярностью.
Но в пору Русско-турецкой войны 1877 – 1878 годов к Василию Черникову, наконец, пришёл издательский успех. Издаваемые им на небольших листочках бумаги свежие телеграммы с полей сражений собрали более трёхсот подписчиков по Симбирской губернии, притом что цены за телеграммы «кусались» – три рубля за десяток.
На волне этого успеха, с января 1879 года Василий Васильевич стал издавать еженедельную газету «Волжский Вестник». Демонстрируя лояльность, газетчик, он же и автор практически всех материалов, крепко ругал «пролетариев» – революционеров. Но поняв, что на одной лояльности денег не сделаешь, Василий Васильевич постепенно взялся за критику властей: «У нас до сих пор символом родины служит кабак, на каждом шагу встречаемый и с любовью оберегаемый. Неудивительно, что крестьянин несравненно чаще бывает в кабаке, чем в церкви».
Бывший дом Василия Черникова на улице Московской, где ныне находятся музеи «Симбирская типография» и «Музыкальная жизнь Симбирска»
Недовольные власти потребовали объяснений. Только пожар, очень кстати случившийся в ночь на 18 июля 1879 года в типографии, располагавшейся в собственном доме Черникова на Московской улице, спас газету от официального закрытия. Право на издание Василий Васильевич продал в Казань профессору Николаю Павловичу Загоскину, будущему ректору Казанского императорского университета, и скоро «Волжский Вестник» заслужил славу лучшей провинциальной газеты в Российской Империи. В ней печатались Максим Горький, Владимир Короленко, Константин Леонтьев, Глеб Успенский. И хотя эта история – казанская, но начиналась она в Симбирске.
В июле 1870 года стараниями Василия Черникова при Симбирской Карамзинской общественной библиотеке открылся музыкальный отдел с целью «ознакомить публику с лучшими новейшими и классическими музыкальными произведениями». Изыскивая средства на это «детище», Василий Васильевич организовал благотворительный спектакль, принесший 400 рублей, пожертвовал 25 рублей из собственного кармана и получил 30 рублей от ценителя музыки, своего шурина помещика Александра Родионова.
На эти деньги были выписаны музыкальные журналы, заказан шкаф для хранения нот и папки, в которых ноты под денежный залог выдавались желающим – на две недели в город и на месяц загородным ценителям музыки. Посетителями музыкального отдела была и семья Ульяновых. Примечательно, что желающие могли купить в личное пользование полюбившиеся им произведения – и, видимо, именно таким образом в семье Ульяновых оказались ноты со штампом Карамзинской библиотеки – русская классика, переложение оперы Михаила Глинки «Жизнь за Царя».
Василий Черников очень хотел, чтобы культура захватывала общество. С иронией описывая культурную жизнь губернского города в своём «Волжском Вестнике», он писал: «Самое выдающееся – это успех танцевальных вечеров в благородном Собрании. Десятки лет Симбирск страдал малочисленностью дамских собраний. В огромной зале, легко вмещающей до 500 человек, собиралось 5 – 6 пар, которые, дрожа от холода и безлюдья, скучали еженедельно. Такое положение стоит приписать роскоши в туалетах нескольких аристократических барынь, которые этим отвадили от танцевальных вечеров массу общества, не имеющую ни средств, ни охоты бросать сотни рублей на бальные платья.
В последнее время наш высший кружок предпринял дело высокого самоотвержения: барыни надели вериги (ситцевые платья), стали являться на вечера в самых простых костюмах, и дело пошло как по маслу. Вечера сделались более многолюдны, и в нынешнюю зиму в дворянском собрании собиралась непролазная толпа: 20 – 30 пар танцующих стало делом обыкновенным. И само по себе это хорошо, так как сближается общество».
То, что делает людей ближе друг к другу, всегда хорошо.
Иван СИВОПЛЯС
 |
Сообщение опубликовано на официальном сайте «Новости Ульяновска 73» по материалам статьи |